кое-кого на чистую воду.
Крендель кивнул мне и решительно направился к третьему
подъезду. Он явно торопился. Мне казалось, что нельзя так
сразу в лоб браться за дело. Надо было разузнать, разведать,
что к чему, но Крендель уже вошел в подъезд и сразу стал
рассматривать следы.
На каменных лестничных ступеньках за долгие годы
накопилось так много следов, что ступеньки просели,
покривились под их тяжестью. Кроме следов, повсюду валялись
улики: окурки, корки апельсина, старые трамвайные билеты.
Мы поднялись на второй этаж и остановились у двери, на
которой была выведена цифра: 29. Дерматиновая обивка местами
разорвалась, из дыр высовывалась пакля махорочного цвета.
Рядом с дверью торчал из стены небольшой пропеллер, вокруг
которого по бронзовой пластинке вилась надпись: "ПРОШУ
КРУТИТЬ".
Это и был звонок в квартиру. Под ним висела бумажная
табличка: "Николай Эхо. Крутить 1 раз".
- Только приехал, а уж табличку повесил, - пробурчал
Крендель, хотел крутануть звонок, но отдернул руку.
Я внимательно посмотрел на звонок, а надо было смотреть
не на звонок, а на пол.
На полу, у самой двери, лежало голубиное перо.
Сон жильца
Жилец из двадцать девятой квартиры в этот момент прямо в
брюках лежал на кровати. Он спал, и ему снился сон, будто он
идет по переулку, а навстречу - Райка Паукова.
"Рая, я хочу мороженого", - говорит ей будто бы Жилец.
А Райка отвечает:
"Уважаемый Жилец, хочите крем-бруле?"
И вот он как будто бы начинает хотеть "крем-бруле", а
Райка говорит:
"Уважаемый Жилец, а кто вам готовит первое и второе?"
А Жилец отвечает:
"Никто. Я один на этом свете".
А Райка говорит:
"Да заходите же вы ко мне. У меня курица на газу".
А Жилец и говорит:
"Я только об этом и мечтаю".
И Райка только открыла рот, чтоб сказать Жильцу еще
что-нибудь приятное, но тут он проснулся, потому что в дверь
кто-то сильно стучал.
Жилец поднялся, накинул пиджак и, приоткрыв парадную
дверь, улыбнулся:
- А, музыканты, прошу, пожалуйста. Можете заходить.
- А чего нам заходить, - ответил Крендель. - Нам заходить
нечего.
- Вот тебе раз, - сказал Жилец. - Да заходите же, раз
пришли.
- А чего нам заходить, - повторил Крендель, проходя в
комнату. - Нам заходить нечего.
В пасмурной комнате Жильца Крендель помрачнел и был похож
сейчас на слесаря-сантехника, которого вызвали чинить
умывальник. Неприветливо глядел он на измятую кровать, на
ботинок, который стоял у кровати и на другой ботинок,
отошедший от первого на несколько шагов.
- Вот видите, - сказал Жилец. - Живу монах монахом. Один
как перст.
- Монахом? - спросил Крендель.
- Да, - подтвердил Жилец. - Монах монахом.
- Как же это?
- А так. Один в двухкомнатной квартире и во всем мире.
Так что близкого существа не имею. А ты один живешь или нет?
- Я? - удивился Крендель.
- Ты, - подтвердил Жилец.
- Не один я. Вон Юрка - брат, да мама с папой на Севере.
- Ерунда все это, - сказал Жилец, - Мираж.
- Как это так! У меня и
