мы на крышу.
Крендель стал шарить вокруг голубятни, а я и не искал никаких
следов, а я давно понял, что все эти поиски ни к чему. И
Крендель чувствовал это, но поиски как-то успокаивали.
Конечно, он переживал все сильней меня, но и он, в конце
концов, понимал, что не так уж велика беда, бывают в жизни
печали пострашней.
- Если б это были не голуби, а телевизор, я бы и не
волновался, - сказал Крендель. - Но голуби-то живые, сам
понимаешь.
- Еще бы, - сказал я.
- И летают, - добавил Крендель, глянув в пустое небо.
С крыши нашей не было видно так далеко, как с
кармановского мостика, но все-таки мы видели почти всю Москву.
Серые шпили высотных домов. Ново-Спасский, Андроньевский и,
конечно, весь наш Зонточный переулок лежал под нами. Рыбами
плавали по крышам предзакатные блики, соскальзывая вниз,
ныряли на дно переулка.
Как огромный зонт, с одной стороны пасмурный, с другой -
ослепительный, стояло небо над Зонточным переулком. Вдали, у
Крутицкого теремка, кто-то гонял голубей, и они совершали по
небу широкий круг от Москвы-реки до Крестьянской заставы.
- Чьи это голуби?.. - задумался Крендель, стараясь по
манере полета угадать, кому принадлежит стая. -
Широконосовы... - ответил он сам себе. - А это чей?
Одинокий голубь шел по небу и был еще далеко от нас, над
Вековой улицей. Светлой точкой, иголочным ушком светился он в
огромном небе.
- Одинокий, - печально сказал Крендель.
Да, бывают такие - одинокие голуби. Не дикие, не
домашние. Хоть и вывелись они в городе, на голубятне, а все
равно летают и живут одиноко - ни к сизарям не могут пристать,
ни к витютням, ни к домашним стаям. Что-то в них есть такое,
от чего они мучаются всю жизнь. Тянет дикая стая, но и от
дома, от города, где родились, не могут они оторваться. Так и
мечутся меж теплым городом и дальними лесами.
"Вот так же и я, - думал в это время совсем нами
позабытый жилец Николай Эхо. Он стоял у окна в двадцать
девятой квартире и тоже глядел на одинокого голубя. - Вот так
же и я, - думал он. - Такой же одинокий голубь - летаю, парю,
порхаю, а что толку?"
Жилец перегнулся через подоконник и глядел то на
одинокого голубя, то на окна Райки Пауковой. Глаза его
отчего-то покраснели, и сердце билось мягкими толчками.
"Куда ты летишь, мой пернатый друг?!" - хотелось крикнуть
Жильцу, но он удержался.
Одинокий голубь обошел Крестьянскую заставу, далеко
вверху, очень высоко пролетел над Широконосовой стаей и вдруг
остановился в воздухе, сложил крылья и вниз головой стал
падать на землю.
Перекувыркнувшись пятнадцать раз, он раскрыл крылья и
мягко опустился на резную буфетную верхушку.
Почта похитителя
День неумолимо клонился к вечеру. Солнце утопало в
оврагах за дальними кооперативными домами. Закатные полосы
бродили по стенам Похитителевой квартиры, по мертвым еще
экранам телевизоров, по глянцевым лицам киноактрис.
Похититель сидел в кресле, держа в руках журнал. Он
разглядывал в журнале две картинки, на вид совершенно
одинаковые.
