плыви!
Целый вечер сидели мы у Орлова в мастерской, что находится
как раз у Яузских ворот, и придумывали корабли и лодки из
разных материалов -- птичьих перьев, разбитых гитар и даже
членских билетов спортивного общества "Белая лебедь".
-- В Москве невозможно держать корабль,-- сказал наконец
Орлов.-- Какой тут корабль? Стены, машины, троллейбусы. Тебе
нужен выход к морю.
-- Конечно! -- крикнул я.-- Выход к морю! Я задыхаюсь без
выхода к морю и нигде не могу его найти. А Яуза -- это не
выход. -- Яуза -- прекрасный выход. Построил бы корабль и
поплыл прямо из мастерской. Но держать здесь корабль
невозможно. Строй лодку -- корабля тебе в жизни не видать.
И вдруг мне пришла в голову некоторая мысль. Я вздрогнул,
сжал зубы, но мысль все-таки легко выскочила наружу:
-- Я построю лодку, но только самую легкую в мире.
-- Самую легкую? В мире? А сколько она будет весить?
-- Не знаю... Хочется поднимать ее одной левой.
-- Без бамбука тут не обойтись,-- сказал Орлов, задумчиво
пошевеливая бородой и усами.-- Бамбук -- самый легкий материал.
-- Куплю десятка два удочек.
-- Удочки -- это прутики. А нужны бревна.
Тот год в Москве была особенно морозная и снежная зима.
Каждый вечер разыгрывалась в переулках метель, и казалось
странным думать в такое время о бамбуке. Но я думал,
расспрашивал знакомых. Мне советовали накупить удочек, ехать в
Сухуми, писать письмо в Японию. Некоторый наш знакомый, Петюшка
Собаковский, подарил коготь бамбукового медведя.
Постепенно разошелся по свету слух, что есть в Москве
человек, ищущий бамбук. Неизвестные лица, большей частию с
Птичьего рынка, звонили мне:
-- Вам нужен бамбук? Приезжайте.
Я ездил по адресам -- чаще в сторону Таганки, но всюду
находил удочки или лыжные палки. Кресла, этажерки, веера.
Вместе со мной болел "бамбуковой болезнью" художник Орлов,
который был вообще легковоспламеняем.
Коренастенький и плотный, он никак не соответствовал своей
гордой фамилии. Во всяком случае, ничто не напоминало в нем
орла -- ни нос, ни бледный глаз, разве только усы растопыривали
порой свои крылья и сидели тогда на бороде как орел на горной
вершине.
-- На Сретенке живет милиционер Шура,-- сообщил мне Орлов,--
говорят, он видел бамбук.
-- Какой милиционер?
-- Не знаю, какой-то милиционер Шура, художник.
-- Что за Шура? Художник или милиционер?
-- Сам не пойму,-- сказал Орлов,-- Петюшка Собаковский
сказал, что на Сретенке стоит на посту милиционер Шура. Он же и
художник.
И вот этот Шура в каком-то подвале видел вроде бы то, что
нужно.
Несколько дней через нашего знакомого Петюшку мы
договаривались с Шурой. Наконец Петюшка сообщил, что
милиционер-Шура-художник будет ждать нас в половине
двенадцатого ночи на углу Сухаревского переулка.
Глава II. БАМБУК ИЛИ ГРАММОФОН?
К ночи разыгралась метель.
Поднявши воротники и поглубже нахлобучив шапки, мы с Орловым
шли по Сретенке. На улице было снежно и пусто -- мороз разогнал
прохожих по домам. Иногда проезжали троллейбусы, совершенно
замороженные изнутри.
На углу
