дело.
-- Ладно,-- сказал писатель-путешественник,-- заходи завтра
ко мне. Покажу лодку.
Глава VI. ПИСАТЕЛЬ-ПУТЕШЕСТВЕННИК
Я шел по улице, с некоторой гордостью поглядывая на
прохожих. Они-то спешили кто в булочную, кто в химчистку, а я к
писателю поговорить о лодках.
Да, самая легкая лодка в мире, еще даже и не построенная,
уже приводила меня в удивительные бухты и заливы.
В подъезде дома, где жил писатель-путешественник, меня
остановила женщина, которую хотелось назвать теткой. Она сидела
у лифта в полуразвалившемся кресле, из которого торчали хвосты
мочалок, и читала роман Толстого "Война и мир".
-- Куда? -- спросила она.
-- К писателю.
-- Здесь все писатели.
-- Как это?
-- А так -- полон дом. Ты к кому?
Я ответил и, пораженный, не решился ехать на лифте. Целый
дом писателей я встретить никак не ожидал и даже представить
себе не мог, что такие дома на свете существуют. Подымаясь с
этажа на этаж, разглядывал я двери, обтянутые кожей, по которым
созвездиями разбросаны были золотые кнопки. Из-за дверей
раздавался собачий лай, звуки пианино, а иногда и стук пишущей
машинки. Где-то посреди пути охватил меня вкуснейший дух
баранины с чесноком, в котором и вправду чувствовалось что-то
мощное, крепкое, писательское.
Добравшись до квартиры писателя-путешественника, я хотел
было позвонить, как вдруг увидел табличку:
Звонить воспрещается! За нарушение -- смертная казнь!
Я потоптался у двери, не зная, что делать. На всякий случай
звонить не стал, а легонько поскребся в дверь. За дверью в
общем-то было тихо, только кто-то поскреб ее с той стороны. Я
постоял и снова слегка поскребся. С той стороны поскреблись в
ответ.
Вдруг дверь распахнулась, и я оказался лицом к лицу с
огромной собакой без хвоста. Она глядела на меня тяжелым
изучающим взглядом.
-- Чанг, кто там? -- послышался голос.-- Если Гусаков,
загрызи его, а если тот тип, что звонил насчет лодки, пускай
войдет.
Чанг посмотрел мне в глаза, сообразил, что я не Гусаков, и
вильнул обрубком хвоста в сторону комнаты.
Я вошел и увидел писателя-путешественника. Он сидел на полу,
на медвежьей шкуре, и курил кривую трубку. По левую руку от
него на шкуре росомахи стоял радиоприемник "Теле-функен". По
правую, на шкуре волка,-- красный телефон.
Прямо под потолком висела настоящая длинная лодка, по виду
напоминающая эскимосский каяк. Я видел ее боевое дно,
исцарапанное, покрытое шрамами и облепленное старой засохшей
рыбьей чешуей. Я поздоровался и спросил:
-- А как Чаиг отличил меня от Гусакова?
-- По запаху,-- серьезно ответил писатель и негромко
приказал: -- Чанг, принеси гостю чего-нибудь помягче.
Громко топая, бесхвостый Чанг сходил на кухню и принес шкуру
рыси. Я расстелил ее и уселся.
-- У меня есть еще шкура австралийского ежа. Я стелю ее,
когда приходит Гусаков.
-- Как же Чанг его до сих пор не загрыз?
-- Это не так просто. Чанг грызет его второй год, а тот --
как новенький.
Чанг виновато опустил голову, дескать, что ж тут поделаешь,
бывают такие, несгрызаемые гости.
-- Ваша лодка похожа на каяк,-- сказал
