капитан,-- как называется эта протока.
Там у нас была Кондратка, а это что?
-- Акимка, наверное,-- сказал я.
-- Акимка,-- повторил капитан.-- Неплохо.
Тихо текла Акимка среди моховых сосновых болот. Кончились
болота, пошли по берегам луга. Лес то подходил к воде, то
отступал подальше. Ни стога на лугу, ни забора, ни срубленного
дерева в лесу -- никаких признаков человека не было вокруг --
чистый, нетронутый мир.
-- Как тихо,-- сказал капитан,-- как спокойно. Знаешь, что,
давай договоримся, если что-нибудь произойдет там, впереди, не
будем удивляться или пугаться. Нас ведь, пожалуй, теперь ничем
не удивишь.
-- Идет,-- сказал я, и мы с капитаном пожали друг другу руки.
Довольные таким уговором, поплыли мы дальше, никак не
ожидая, что удивиться нам придется через десяток минут.
Акимка вынесла лодку на широкий солнечный луг, и мы увидели
на берегу кусты козьей ивы, за ними -- забор и где-то
неподалеку за забором -- крышу, крытую еловой щепой. Меж
кустами козьей ивы бродили козы с козлятами.
Но ни забор, ни крыша, ни козы не удивили и не напугали нас.
На мостках, которые спускались к воде, стоял странный
человек и приманивал нас издали пальцем.
-- Эй! -- покрикивал он.-- Давайте сюда! Я уж вас жду-жду,
никак не дождусь.
-- Только не пугайся,-- шепнул капитан, и я не напугался, не
выпал из лодки, я стал шарить в рюкзаке в поисках малосольного
огурца.
Перед нами на берегу Акимки стоял на мостках художник Орлов.
Глава XXIV. СИЛА МАЛОСОЛЬНЫХ ОГУРЦОВ
Если б не малосольные огурцы, я, наверно, с ума бы сошел. В
кармане рюкзака нащупал я огурец, данный нам кумом Кузей,
вытащил его и откусил с хрустом.
-- Оставь огурчика! -- кричал Орлов, к которому мы неминуемо
приближались. Удивительно, как это он издали разглядел, что я
ем.
Нос лодки уткнулся в песок, я вылез на берег. Мы обнялись,
мешая огурцу. В жизни я и прежде не раз полагался на
малосольные огурцы. В печали и в радости огурец был мне верный
товарищ, помогал найти себя, принять решение. Стоит порой в
минуту колебаний откусить огурца -- и вдруг просветляется взор.
Если есть в голове твоей усталая мысль, если есть на душе
тревога и туман, огурец всегда отведет ее, сгладит, оттянет.
Малосольный огурец оттягивает. Полупрозрачный, пахнущий укропом
и окрепшим летом, совсем немного соли добавляет он в нашу
жизнь, но облегчает душу. О, лекарственный!
Капитан-фотограф выудил из рюкзака еще пару огурцов, сунул
огурчик Орлову, и с минуту мы трое хрумкали, разглядывая друг
друга.
Я молчал, ожидая, когда прочистятся мозги, когда начнет
действовать целебная сила огурца. Но мозги не прочищались, а
вся сила малосольного снадобья ушла на то, чтоб немного меня
успокоить.
Я глядел на Орлова, я глядел на старого друга, узнавая
родное московское лицо. Вот -- нос, вот -- бледный глаз, вот и
орел усов расправляет крылья.
Боже мой! Московское лицо! Откуда оно взялось?
Нет, никак не могло оно, московское лицо, оказаться здесь,
неподалеку от Илистого озера. Оно осталось далеко-далеко, там,
в нормальном мире, и никакой огурец не в силах был
