мы с капитаном. Сбоку от капитана
сидели рядышком кум Кузя и шурин Шура, а справа от меня
некоторый человек Леха Хоботов, тот самый, у которого -- по
рассказам деда Авери-летала рука.
Волей-неволей косым глазом поглядывал я на Лехины руки.
Правая пока спокойно лежала на колене, а левая нервничала. То
совалась она к рыбнику, то к грибочкам, но тут же убиралась
назад, не решаясь притронуться ни к тому, ни к другому. Как
видно, она ждала сигнала. И сигнал не заставил себя ждать.
-- Дядя Кузя,-- сказал шурин,-- все собрались. Можно
начинать?
Кум ласково оглядел всех, улыбнулся и сказал радостно: --
Налетай!
И тут же руки Лехины вспорхнули с колен, закружили над
столом, как две корявые птицы. То одним, то другим коготком
схватывали они сальца, баранки, пельменчика и прямо с лету
совали это в рот птенцу, на которого никак не был похож носатый
Леха Хоботов.
Вслед за Лехиными и другие руки залетали над столом, как
чайки над причалом.
Орлиные лапы капитана пали на рыбник, взломали хрустящую
корку, из которой высунулась злая щучья голова.
В общем хоре летающих рук я не замечал рук Клары. Девушка
Клара Курбе как-то терялась за столом и руки свои прятала под
скатертью. Зато уж орловские длани парили вокруг Клары и
пикировали каждую секунду на ее тарелку, с голубиной ловкостью
подкладывая то грибок, то луковку.
-- Скушай сальца с горчичкой,-- ворковал Орлов, и Клара
благодарно улыбалась. Давясь горчичными слезами, жевала сало.
Орлов, однако, не унимался. Следующим заходом он тащил ей
без разбора и пельмень, и сотовый мед. Клара, к удивлению,
глотала все это как тарантул.
Пришибленно следил я за ними. Напрасно капитан соблазнял
меня щучьей головкой, я чуть притронулся к ней. Дикий,
неуместный, несуразный Кларин поцелуй все еще висел у меня на
губах. Ни сало с горчицей, ни рыбник, ни грибы, ни питье кваса
не помогали -- поцелуй никак не отваливался. Он прирос к моим
губам, как гриб-трутовик к березе.
Правая Лехина рука, не дослушав Шуру, внезапно и быстро
отделилась от тела.
Она пролетела над столом и, обогнув самовар, с ходу хлопнула
шурина по зубам.
Охнув, шурин грохнулся на пол, а рука, описав в воздухе
дугу, как австралийский бумеранг, вернулась к хозяину и, грубо
говоря, присобачилась к телу. В наступившей тишине послышался
голос кума:
-- Я извиняюсь, а вы в Архангельском пивали чай?
Между тем руки над столом стали летать помедленней, зато
языки подразвязались. Первым подразвязался язык шурина Шуры.
-- Вы -- художники, люди ученые,-- говорил шурин.-- А мы тут
живем в глуши -- люди неученые. Но и у нас есть памятник
культуры.
-- Что за памятник? -- спросил Орлов.
-- Да там,-- сказал шурин,-- там вон, у нас за сараем, в
крапиве памятник культуры валяется. Очень интересный памятник.
-- Знаешь что, Шура,-- неожиданно сказал Кумкузя,-- помолчал
бы ты лучше.
-- Почему? -- удивился шурин.
-- Потому что неприлично за столом про памятники
рассказывать.
-- Да? А я и не знал,-- сказал шурин.-- Ладно, не буду.
-- Нет-нет, расскажите,-- сказал Орлов.--
