Очень важно, "Одуванчик", что ты понравился Папашке.
Он ведь у нас неугомонный, осердится -- беда. Вначале-то он
тебе еловый клык подсунул и вовсе утопить хотел, да уж потом
смягчился. Он отходчивый. А шурин-то Шурка никакой не Папашка.
Он самозванец и дурак.
Карпья голова снова раздраженно захлопала губами. Глаз у нее
налился кровью.
-- Шурин! Вот дубина! Я его давно терпеть не могу. Только и
ходит в Керосиново бутылки сдавать.
-- Очень важно! Очень важно! -- снова пропела Лебяжья.--
Очень важно, "Одуванчик", что ты всем нравишься. И мне
нравишься, такой худенький, слабенький, легонький. Только этот
тип, что сидит в тебе, мне не нравится. Плотный.
-- В лодках всегда кто-то сидит,-- задумчиво отозвалась Рысья
голова,-- неважно кто, такова лодочья судьба. Лодка сама по
себе, а в ней кто-то сидит. Это жизнь.
-- Все-таки неприятно, когда в тебе сидит черт знает кто,--
забормотала Карпья.-- Как-то раз этот самый шурин-то Шурка
попросил подвезти его в Керосиново, а в мешке-то у него полно
бутылок. Я сдуру согласилась, поплыли, а бутылочки-то
лязг-лязг, лязг-лязг. Противно было.
-- Этот Плотный не лучше шурина будет,-- сказала Лебяжья.-- Я
бы давно его выкинула и утопила.
-- Пустяки,-- заметила Рысья.-- Утопишь, а после сядет
кто-нибудь другой, еще плотнее. Да еще станет лодку веслом
понукать.
-- Лодка не лошадь,-- каркнула Лебяжья.-- Лодка сама по себе.
Выкинь его, "Одуванчик", да и утопи. Сидит в тебе -- только вид
портит.
-- А шурин-то, когда бутылки сдал,-- сказала Карпья,--
вздумал на обратном пути песни орать. Орал, орал, во мне-то
сидючи. А после стал про каменную ногу плакать. Жалко, дескать,
сиротинушку.
-- Я бы эту ногу на шею ему привязала -- и за борт,-- сказала
Лебяжья.
-- Пустяки, пустяки,-- вздохнула Рысья.-- Впрочем, шурин и
мне ужасно надоел. Жалко, нога эта очень тяжелая, до берега не
дотащить.
-- Да что вы все шурин да нога! Этот-то, Плотный, тоже не
сахар.
-- Не мед, не мед. Можно при случае и в воду. -- Очень важно,
очень важно,-- запела Лебяжья,-- очень важно, "Одуванчик", что
ты -- лодка. Лодка -- это самое свободное существо. Лодки
свободней птиц. А у птиц вечные проблемы
-- кормежка, зимовки, яйца, птенцы. Я, например, никого давно
уж не пускаю садиться в себя. Сама по себе плаваю.
-- Пустяки,-- заметила Рысья,-- можно быть свободным, даже
если в тебе кто-то сидит. Сидит и пускай себе сидит. А этого.
Плотного, лучше бы, конечно, утопить, да ведь неудобно. Он и
придумал лодку, и построил.
-- Построил? Мало ли кто чего построил?! Придумал, построил,
поплавал
-- и конец. В воду его! Чего тянуть?
Уважительно, с достоинством проходил "Одуванчик" мимо
старинных лодок. Притормаживал, кланялся. И хорошо, что не
сказал ни слова, хотя имел на это полное право. А
действительно, зачем самой-то легкой лодке в мире попусту
болтать? Ее разговор -- легкость, скорость, движение.
Плавно миновали мы причал, у которого стояли старые, тертые
лодки, ушли за поворот, и скрылся лодейный берег. А все-таки не
такую уж плохую построил я лодку -- скромна, умна, нетороплива,
верна. Господи,
