на оранжевые копыта.
-- У фуфу! -- вздохнул наконец полушубок, захлестнул Наполеонову
веревку за скобу, вколоченную в бревна. -- Ну вот и все путем. Сейчас будем
колбаску есть. Хорошая колбаска, ну прямо сервелат.
Он открыл сундучок и вынул из него газетный сверток.
-- На-ка, -- сказал он и бросил Наполеону колесико колбасы с напухшим
на нем маслом и крошками хлеба, а сам принялся жевать бутерброд. Белый его
нос выглядывал из-под шапки и внимательно шевелился, как бы следя и за
Наполеоном, и за поеданием бутерброда.
Недопесок тяжело дышал. Очень болела шея, нарезанная веревкой.
Он лег в снег, закрыл глаза.
-- Ешь колбаску. Будь культурным зверьком. Все, кто нас увидит, так и
подумают: культурный человек кормит свою собачку. Никто не догадается, что и
человек-то я не очень культурный, а собачка -- не собачка вовсе, а Наполеон!
Тут засмеялся человек, и действительно некультурно как-то засмеялся. От
смеха вылетели из-под носа хлебные крошки.
-- То-то бабы в автобусе болтают: Наполеон, мол, сбежал. Редкий зверек,
мех золотой, государственного значения. А он, глядь, Наполеон, -- вот он, в
овражке сидит. Ху-ху! Сейчас мы поиграем в игру. Ты будешь Наполеон, а я
Кутузов. И зовут меня как раз дядя Миша.
Он дожевал бутерброд, поднял с земли палку, окованную полосовой сталью.
-- А то жена говорит, -- толковал он Наполеону, -- ну чего ты зря на
рыбалку ездишь, только деньги переводишь! Вот я и привезу ей рыбку на
воротник. Скажу: баба, ну что ты все ругаешься? Вот тебе окунек.
Государственный окунек. Наполеон Третий! Видишь эту палочку? -- спросил дядя
Миша. -- Это, Наполеоша, рыбацкая пешня, которой лед колют.
Тут он подпрыгнул и взмахнул рыбацкой пешней, Наполеон отскочил в
сторону, спрятался за сруб колодца. Дядя Миша опустил пешню.
-- У фуфу! -- вздохнул он. -- Не могу, Наполеоша. Какой я все-таки не
очень хороший человек. Зверька хочу погубить из-за глупой бабы. Ну зачем ей
воротник с такою рожей? Лучше уж воротник продать, а на деньги сервелат
покупать...
Дядя Миша поднял пешню над головой.
-- Что наша жизнь? -- сказал он, подходя к Наполеону. -- Сервелат!
"ВСЁ ПУТЁМ"
Исподлобья, из-под круглых бровей глядел недопесок на скачущего и
бормочущего дядю Мишу. Трудно сказать, понимал он или не понимал, что
задумал дядя Миша, но только больше Наполеон не прятался, а просто стоял и
снизу вверх глядел на человека. Почему-то Наполеон успокоился, в глазах его
мелькнуло действительно что-то императорское. Он глядел на дядю Мишу снизу
вверх, но в то же время и сверху вниз. Да он уж и не видел человека --
бескрайнее снежное поле лежало перед ним.
-- Не могу, -- сказал дядя Миша. -- Какой я все-таки слабовольный
человек. Ничего не достигну в жизни.
Он подошел к колодцу и заглянул в затхлую глубину.
-- Все путем! -- крикнул он, успокаивая сам себя. Крик его ухнул вниз,
провалился, завяз где-то, и эхо не вылетело обратно. -- Все путем, все
путем... В руках у меня ценный зверек. И никто ничего не узнает. У фуфу...
Дядя Миша потел, в душе его происходила тяжелая борьба,
