а теперь отдавать?
Задумалась Вера, а дошкольник усмехнулся и посыпал раны солью:
-- Да что мы, сами, что ль, его не воспитаем? Наловим мышей, выкормим,
вырастим. А живет он пускай у Пальмы Мериновой или у меня.
-- И у меня можно, -- вставил Коля.
-- Да пускай он живет по очереди, -- обрадовался дошкольник, -- сегодня
у Пальмы с Веркой, завтра у меня, а там у Кольки.
-- Ну нет, -- сказала Вера. -- У нас ему будет спокойней.
-- Да пускай живет у кого угодно. Главное -- на ферму его не отдавать!
Разгорался понемногу огонь в душе Веры Мериновой и в глазах Коли
Калинина. Серьезно поглядела Вера на дошкольника, прежде она никогда так на
него не смотрела.
-- Не отдадим, -- твердо вдруг сказала она. -- Ты молодец, Серпокрылыч.
На этот раз ласточка покрутилась над березой да и нырнула прямо туда,
куда надо. Дошкольник поймал эту ласточку, улыбнулся и подлил еще немного
масла в огонь.
-- А что на ферме, -- сказал он, -- там его в клетку посадят, а потом
воротник сделают!
ТРЕТЬЯ НОЧЬ
Быстро и неожиданно потемнело небо над ковылкинской сосной. В полчаса
обволокла темнота раскидистую большелобую крону. Пропала сосна, исчезла в
ночной темноте. Гляди -- не к пальме ли прекрасной удалилась она?
О ночь! Третья свободная ночь Наполеона Третьего!
Темной волной смыла ночь и сосну, и горбатые ковылкинские дома,
беззубые заборы и кирпичный далекий грибок, отмечающий над черными лесами
звероферму "Мшага". Заволокла ночь глаза, -- кажется, ничего уже не осталось
на земле, все пропало, все кануло в колодец, такой огромный, что не только
деревня Ковылкино, а и вся земля в нем песчинка. В тот самый колодец,
который вечно над головой -- и на дне его играет серебряным поясом небесный
охотник Орион.
Но нет, все осталось на своих местах. Защищаясь от ночи, зажглись в
домах слабые огоньки, задрожали: здесь деревня Ковылкино, прочно стоит на
земле, и сосна здесь у силосной ямы, и нету ей дела до южных, пускай даже
прекрасных пальм.
-- Ну ладно, -- сказал плотник Меринов. -- Надо бы в магазин сходить,
купить, что ли, махорки-крупки!
Мамаша Меринова ничего в ответ не сказала, но так грозно нахмурилась,
что плотник закряхтел, потрогал для чего-то нос свой и пробормотал
рассудительно:
-- С другой стороны, махорка вроде бы и оставалась где-то в кисете,
крупка.
"Жив он или нет? -- думала в этот миг Прасковьюшка, укладываясь спать.
-- Вдруг да его собаки загрызли?"
Прасковьюшка затуманилась, вспомнив о Наполеоне, стала жалеть его,
потом стала жалеть себя. Только директора Некрасова жалеть ей никак не
хотелось.
"Воротник! -- волновалась Вера, засыпая. -- Неужели сделают из него
воротник? Сделают, сделают! Как же быть? Надо спасать Тишку. Тишенька.
Тишенька..."
Вера хотела вскочить, бежать немедленно куда-то спасать песца, но сон
уже охватил ее, теплый и пушистый, как хвост Наполеона.
Целый день ничком лежал Наполеон, а ночью поднялся, облизал бараньи
мослы, сжевал окунька. Пусто было на школьном дворе. Черным льдом мерцали
окна школы. Млечный Путь отражался в них.
