усталость почувствовала Вера, и
гора, хихикая, залезла на плечи
второклассницы, навалилась так, что заболели лопатки.
Гордый, независимый стоял Наполеон у входа в конуру. Как мантия,
стелился по земле его императорский хвост, и, как символ власти, держал он в
зубах мотоциклетную перчатку.
Редкая выпала доля этой мотоциклетной перчатке. Пропахшая бензином,
раньше она только и знала, что хвататься за рогульки мотоцикла, накачивать
шины, и каждую минуту чувствовала, что зависит от руки, на которую надета.
Удивительная судьба свела ее с Наполеоном -- закружилась перчатка в
вихре событий, попала в переплеты, какие не снились варежкам и рукавицам.
Но, наверно, страсть к приключениям заложена была в перчатке с детства,
и хоть потрепали ее, покусали -- она прожила яркую жизнь и, если б пришлось
начать сначала, снова пошла бы тем же путем.
Редко, очень редко рождаются на земле перчатки, у которых есть в жизни
своя собственная, верная, постоянная линия. О мотоциклетная!
Наполеон на Веру внимания не обратил, снова направился в конуру, легким
кивком головы пригласив туда и Пальму.
Нет, жизненные передряги никак не повлияли на его характер -- все те же
благородные манеры, та же глубокая внутренняя культура чувствовались в нем.
А шуба Наполеона выглядела теперь чистой, ухоженной. Видно, Пальма
постаралась, выбила из нее пыль да грязь, помыла недопеска, причесала. Белей
сахарина блестела полоска на его носу черного бархата.
"Опять он здесь, -- растерянно думала Вера. -- Опять!"
Гора наваливалась на плечи, давила, тянула на дно, погружала в болото
размышлений.
Как только вылез Наполеон из конуры, Вера сразу поняла, что теперь ей
некуда деться, что судьба Наполеона только лишь в ее руках и нужно
немедленно, сию минуту решать, что с ним делать.
"Серпокрылыч", -- подумала Вера и хотела уж бежать за дошкольником, но
остановилась.
Она ясно представила себе, что скажет дошкольник. У него была своя
верная линия, которая вела прямо на Северный полюс.
Надо было самой решать, что делать: хватать Наполеона или отпустить на
полюс.
"Надо отпустить, -- думала Вера. -- Пусть живет на полюсе. У него будут
детки. А как блестит полоска на носу! Отпущу. Пусть бежит на полюс ".
На минутку стало легче.
"От него разведутся самые красивые песцы. Только не в клетке, а на
воле".
Вера улыбнулась, успокоилась, только какая-то маленькая трещинка мешала
успокоиться окончательно.
"Постой, -- подумала Вера. -- А ведь я его не держу. Если он бежит на
полюс -- зачем в конуру забился?"
У Веры закружилась голова, от волнения так заколотилось сердце, что
Наполеон даже выглянул из конуры: что это, дескать, колотится?
Он пристально глядел на Веру, будто соображал, что ж она за человек --
хороший или плохой, почему так странно смотрит и что собирается сделать.
А ты что делаешь здесь, свободный зверь? Зачем забрался в собачью
конуру? Беги, если хочешь бежать, живи в клетке, если устал. Видно, не нужен
тебе Северный полюс, тебя манит теплая конура, вчерашние щи. Если так, то
Вера Меринова ничем не может помочь. Наполеон
