а ложный напрягся и вдруг посинел сильнее
нашего. Тут и наш Хренов стал синеть изо всех сил, но ложного не пересинил.
Это неожиданно понравилось капитану.
- Зачем нам такой синий Хренов? - рассуждал он. - Нам хватит и нашего,
слабосинего.
- Капитан! - взмолился ложный Хренов. - Пожалейте меня! Возьмите на
борт. Хотите, я покраснею?
- А позеленеть можете?
- Могу что угодно: краснеть, синеть, зеленеть, желтеть, белеть, сереть
и чернеть.
- Ну тогда ты, парень, не пропадешь, - сказал капитан и одним махом
выкинул за борт неправильного Хренова.
И ложный Хренов действительно не пропал. Как только к нему приближались
акулы, он то синел морскою волной, то зеленел, будто островок водорослей, то
краснел, как тряпочка, выброшенная за борт.
Глава XVIII Старые матросы
В эту ночь мы не ложились в дрейф. Хотели было лечь, но Суер не велел.
- Нечего вам, - говорил он, - попусту в дрейф ложиться. А то привыкли:
как ночь, так в дрейф, как ночь, так в дрейф.
Ну, мы и не легли. Раздули паруса и пошли к ближайшему острову.
Старые матросы болтали, что это остров печального пилигрима.
- Никак не пойму, открыт этот остров или еще не открыт, - досадовал
Суер. - На карте его нет, а старые матросы знают. Но отчего этот пилигрим
печалится?
- Вот это, сэр, совсем неудобно, - стеснялся Пахо-мыч. - Старые матросы
болтают, будто бабу ждет, подругу судьбы.
Старые матросы топтались на юте, били друг друга в
грудь:
- Бабу бы...
- Вообще-то у нас есть мадам Френкель, - сказал Суер-Выер. - Чем не
баба? Но она - непредсказуема.
В этот момент мадам снова закуталась в свое одеяло, да так порывисто,
что у "Лавра Георгиевича" стеньги задрожали.
- Грогу бы... - забубнили старые матросы.
- Старпом, - сказал Суер, - прикажите старым матросам, чтоб
прояснились. То им грогу, то им бабу.
Извините, сэр, бабу - пилигриму, а им только грогу. Ну ладно, дайте им
грогу.
Пахомыч пошел за грогом, но наш стюард Мак-Кингсли вместо грогу выдал
брагу.
- Грог, - говорит, - я сам выпил. Мне, как стюарду, положено, квинту в
сутки.
- Пинту тебе в пятки! - ругался Пахомыч. Дали старым матросам браги.
Обрадовались старые матросы. Плачут и смеются, как малые ребята.
- Старая гвардия, - орут, - Суера не подведет!
А Суер-Выер машет им с капитанского мостика фуражкой с крабом. Добрый
он был и справедливый капитан.
Глава XIX Остров печального пилигрима
Ботва - вот что мы увидели на острове печального пилигрима. Огуречная
ботва. И хижина.
Из хижины, покрытой шифером, и вышел пилигрим.
Описывать его я особенно не собираюсь. Он был в коверкотовом пиджаке,
плисовых шароварах, в яловых сапогах, в рубашке фирмы "Глобтроттер". Лицом
же походил на господина Гагенбекова, если сбрить полбаки и вставить хотя бы
стеклянный левый глаз. У пилигрима такой глаз был. Хорошего швейцарского
стекла. С карею каемкой.
Пилигрим поклонился капитану и произнес спич:
Какой же это дирижабль
Привез мою печаль?
О, мой неведомый корабль!
Причаль ко мне, причаль!
Наш капитан поклонился и приготовил