- Эх, - вздыхал поэт, - я понимаю, вы - добрые люди, хотите меня
поддержать, но я и сам чувствую... пониженно. Все-таки пониженно. Обидно
ужасно. Обидно. А ничего поделать не могу. Что ни напишу - вроде бы
гениально, а после чувствую: пониженно, пониженно. Ужасные муки, капитан.
Между прочим, пока Калий читал и жаловался, я заметил, что из толпы
туземных поэтов все время то вычленялись, то вчленивались обратно какие-то
пятнистые собакоиды, напоминающие гиенопардов.
- Это они, - прошептал вдруг Калий Оротат, хватая за рукав нашего
капитана, - это они, три ужасные "Зэ", они постоянно овеществляются, верней,
оживотновляются, становятся собакоидами и гиенопардами. Постоянно терзают
меня. Вот почему я все время ношу подушку.
Тут первый собакоид - черный с красными и желтыми звездами на боках -
бросился к поэту, хотел схватить за горло, но Калий выхватил из-под подушки
кольт и расстрелял монстра тремя выстрелами.
Другой псопард - желтый с черными и красными звездами - подкрался к
нашему капитану, но боцман схватил верп и одним ударом размозжил плоскую
балду с зубами.
Красный гиенопес - с черными и желтыми звездами - подскакал к Пахомычу
и, как шприц, впился в чугунную ляжку старпома.
Она оказалась настолько тверда, что морда-игла обломилась, а старпом
схватил поганую шавку за хвост и швырнул ее куда-то в полуподвалы.
- Беспокоюсь, сэр, - наклонился старпом к капитану, - как бы в этих
местах наша собственная гениальность не понизилась. Не пора ли на "Лавра"?
- Прощайте, Калий! - сказал капитан, обнимая поэта. - И поверьте мне:
гениальность, даже пониженная, всегда все-таки лучше повышенной бездарности.
Боцман Чугайло схватил якорь, все мы уцепились за цепь, и боцман вместе
с самим собою и с нами метнул верп обратно на "Лавра".
Сверху, с гребня полудевятого вала, мы бросили прощальный взор свой на
остров пониженной гениальности.
Там, далеко внизу, по улицам и переулкам метался Калий Оротат, а за ним
гнались вновь ожившие пятнистые собакоиды.
Часть вторая ГРОТ
Глава XXXI Блуждающая подошва
Легкий бриз надувал паруса нашего фрегата. Мы неслись на
зюйд-зюйд-вест.
Так говорил наш капитан сэр Суер-Выер, а мы верили нашему сэру
Суеру-Выеру.
- Фок-стаксели травить налево! - раздалось с капитанского мостика.
Вмиг оборвалось шестнадцать храпов, и тридцать три мозолистых подошвы
выбили на палубе утреннюю зорю.
Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в свое
одеяло.
- Это становится навязчивым, - недовольно шепнул мне сэр Суер-Выер.
- Совершенно с вами согласен, кэп, - подтвердил я. - Невыносимо слушать
этот шелест одеял.
- Шелест? - удивился капитан. - Я говорю про тридцать третью подошву.
Никак не пойму, откуда она берется?
- Позвольте догадаться, сэр, - сказал лоцман Кацман. - Это - одноногий
призрак. Мы подхватили его на отдаленных островах вместе с хей-морроем.
- Давно пора пересчитать подошвы, - проворчал старпом. - Похоже, у
кого-то из матросов нога раздваивается.
- Эх, Пахомыч-Пахомыч, - засмеялся капитан, - раздваиваются
