посадили, Боряшку! Ну и папаша! Все! Пока!
Уезжаю в Мытищи! Ты не помнишь, когда уходит последняя электричка?
- Сэры! Сэры! - рыдал Покинутый. - Умоляю... Добавьте же... прошу...
- Сколько же надо? - начиная раздражаться, спросил капитан.
- Эй ты, Я! - крикнул Покинутый. - А сколько надо?
- Бери червонец, за меньшее не вернусь!
- Вы слышали, сэры? Червонец!
- Прямо не знаю, - сказал капитан, - у кого из нас есть на червонец
жалости? Может, у вас, старпом?
- Чего? - удивился Пахомыч, в некоторых ситуациях сильно напоминающий
господина боцмана. (Подчеркнем - в некоторых.)
- Жалости на червонец есть?
- Жалости много, - отвечал старпом, - а червонца нету. Пусть берет
чистую жалость, бесплатно. Между прочим, в тысяча девятьсот шестьдесят
третьем году моя жалость на черном рынке в Неаполе кое-кому дорого обошлась.
(Тут мы должны отметить, что на такую сложную жалость боцман все-таки
не тянет.)
- А вы, лоцман?
- Видите ли, сэр, - отвечал лоцман, оправляя галстук-бабочку в
клеточку, - видите ли, сэр... видите ли, дорогой сэр... Конечно, вы видите,
уважаемый сэр, что этот, с позволения сказать - чэловэк уже имеет два
целковых, разделенных как раз поровну между частями особи. Одна часть особи,
убежавшая, имеет еще и гривенник старпома, то есть неоспоримое преимущество.
То есть мало того, что она убежала от самое себя, у нее еще и на гривенник
больше. Предлагаю все-таки путь равенства и братства. Пусть убежавшая отдаст
оставшейся пятак.
- С Гоголя получишь! - послышалось из-за скалы. - Тоже нашелся
утопический социалист. Кто это и когда делил все поровну? Ха!
- У юнги денег нет, - сказал капитан сэр Суер-Выер и ласково поглядел
на меня, - остаешься ты, друг мой, - в ласке зазвучала ирония. - Что ты
скажешь, голубь дорогой? До сих пор ты подавал подаяние. Мы не
рассматривали, что это за подаяние. Подаяние и подаяние. Что ты скажешь
сейчас? Может, добавишь гривенник?
Я так и знал, что все это дело с нищими до особого добра не доведет.
Глава LXX. Камень, ложка и чеснок
*
- Прежде всего, кэп, - сказал я, - прежде всего: никто не имеет права
анализировать подаяние. Кто что подал, то и подал. Меня, например, вполне
устраивает открытый лоцман, щедрый капитан, разумный старпом. Что подал я -
мое дело. Я никому не подотчетен. Подаяние - и все! И привет! И пока! И до
свиданья! Прошу отметить, что все были мною довольны и даже приговаривали:
"Спаси Вас Господи!" Но если вас интересует, кому я что подал, могу сказать:
Древорукому - камень, Пеплоголовому - деревянную ложку, Нищему духом -
головку чесноку.
Человеку, который убежал от самого себя, я тоже подал подаяние. Вы
заметили? Это - небольшой кисет. По-моему, он так и не поинтересовался, что
в кисете. Эй, любезный господин Покинутый, а где кисет, который я подал? У
вас того, что убежал, или у вас того, что остался?
- У меня. Тот "Я" только деньги взял, а кисет, говорит, тебе оставлю.
Кури!
- Загляните же в кисет.
- Черт-те что, - сказал Покинутый, развязав кожаную тесемку. - Махорка,
что ли? Или нюхательный
