а этот убежавший пусть вернется. Только поскорее... червонец за
то, чтоб мне не смотреть. Ясно? Закрываю глаза! Бери червонец.
Я закрыл глаза и почувствовал, будто перо ветра смахнуло монету с моей
руки.
Потом что-то шелестело, хрустела галька, сипел песок, но я не открывал
глаз, пока Пахомыч не сказал:
- Сошлися!
И я открыл глаза.
Перо ветра, конечно, улетело.
Пальмы брякали кокосами.
Нищие тянули руки.
Суер раздавал червонцы.
Я шел к шлюпке.
Глава LXXII. Стакан тумана
Ух, какое огромное облегчение почувствовал я, когда мы наконец отвалили
от этого тяжелейшего острова. Гора с плеч!
И матросы гребли повеселее, и Суер глядел в океан платиновым глазом,
лоцман Кацман отирал просоленный морем лоб, Пахомыч споласкивал граненый
стакан, перегнувшись через борт.
- Слушай-ка, Пахомыч, - сказал я, - откуда у тебя туман-то взялся?
- Туман у меня всегда при себе, - отвечал старпом, доставая из
внутреннего жилетного кармана объемистую флягу (так вот что у него все время
оттопыривалось! А я-то думал - Тэтэ!). На этикетке написано было "ТУМАН", 55
копеек:
Т - трудноусвояемый
У - умственноудушающий
М - моральноопустошительный
А - абалдительный
Н - напитк.
- Напитк? - утомленно переспросил я. - А "О"-то куда подевалось?
- А "О", господин мой, вы как раз и выпили, находясь в состоянии
помрачения. Не желает ли кто распить и остальные буквы?
- Можно, - сказал Суер. - Немножечко "А". Тридцать пять грамм, на самое
донышко.
- А мне "ЭН", - согласился и лоцман. - На два пальца.
- А вам, юнга?
Юнга промолчал. Он вообще как-то поник, замолк, иссяк.
- Что с вами? - ласково спросил старпом. - Нездоровится? Глоток тумана
вполне поможет. Это проверено.
- Я здоров, - отвечал юнга, - но немного расстроен. Дело в том, что
там, на острове - мой бедный папа.
- Там? Папа? И вы промолчали?
- Растерялся... Да и вы были слишком заняты туманом и этим бегством от
самого себя.
- Что же теперь делать? - спросил Суер, оглядывая нас. - Возвращаться?
- Не обязательно, - сказал юнга, - я только посмотрел на него, и
достаточно.
- Но вы уверены, что это ваш отец?
- Конечно, сэр. Вот его портрет, всегда при мне, - и юнга достал из-за
пазухи золотой медальон, на котором изображен был человек вроде бы с усами,
а вроде бы и без усов.
- Не пойму, - сказал старпом, - с усами он или без.
- Вот это-то и есть главная примета, - отвечал юнга. - Мне и мама
всегда говорила. Главная примета папы: так это не поймешь - с усами он или
без.
- Надо возвращаться, - сказал капитан, - все-таки должен же сын
поговорить с отцом, тем более с такою приметой. Дело за тобой, друг мой, - и
капитан глянул мне в глаза, - в силах ли ты вернуться?
- Я не в силах, - отвечал я, - но и не вернуться тоже нельзя. Ненавижу
этот остров, но потерплю. Пахомыч, друг, еще хоть полстакана.
Глава LXXIII. Сидящий на мраморе
Нашим возвращением островитяне были потрясены не меньше, чем
крепдешином в небе.
Действительно, ведь так же не бывает: подающий подает, проходит мимо
