надо пить, а то голова
чего-то болит... И чего она болит-то? Рога, что ли, растут?
ЛЕСНИК БУЛЫГА
Стоял на краю леса домишко-то Булыгин. Старенький был, совсем понурый.
Осиновая щепа на крыше покоробилась, а между бревен изо всех щелей торчал
наружу белесый мох.
Два дня назад началась весна, и эти два дня я добирался до Булыгина
жилья, вначале на поезде, а потом пешком по раскисшей весенней дороге.
- Вон оно что, - сказал Булыга, завидев меня. - А я-то чувствую: из
лесу русским духом пахнет, а ко мне гость из Москвы.
- Или не рад?
- И кошка сегодня целый день умывалась, и ножик на пол упал - так и
есть, гость пожаловал.
Пока я скидывал на крыльце рюкзак да вытирал шапкой вспотевший лоб,
Булыга сходил в избу и вытащил на двор самовар.
Скоро самовар запыхтел на проталинке, засиял старой медью.
- Глухарь токует вовсю, - сказал Булыга.
- Старый петух? - удивился я. - Неужто его не хлопнули?
- Жив, - подтвердил Булыга.
Этого петуха я видел не раз на боровом болоте Блюдечке, только на
выстрел глухарь меня не подпускал: старый был, умный.
- А где он токует-то? - спросил я.
- На Блюдечке, где ж еще, - сказал Булыга. - Только завтра я сам пойду.
- Хлопнуть хочешь?
- А что? Или мы стрелять разучились?
Быстро подступала весенняя ночь, полная самых внезапных и запутанных
звуков. Трещали в близком лесу дрозды, протянул над елками вальдшнеп - до
нас донеслось его цвирканье.
Самовар чуть светился в сумерках, а в нижние его окошечки ссыпались
раскаленные угольки.
Совсем стемнело, и самовар поспел. Булыга подхватил его, поперхнулся
дымом и, накрыв жерло самовара крышкой с помпончиком, потащил его в дом.
По-прежнему что-то щелкало в ходиках и темно было в избе, но я
проснулся.
Была самая середина ночи. Под подушкой моей чирикал сверчок, а с лавки
доносился Булыгин храп.
- Пора вроде... - сказал я.
- Э-эх! - вздохнул Булыга, закряхтел, просыпаясь.
Мы выпили чуть теплого, с вечера, чая, надели сапоги, взяли ружья и
вышли.
Темно-темно еще было, совсем темно и холодно. Ни месяца, ни звездочек в
небе, да и неба-то не видно - холод и туман. Из лесу струей бил резкий запах
тающего снега, прелых листьев. И тихо было, совсем тихо.
- Лови подсаднуху и валяй в салаш, - сказал Булыга. - А я пойду
покамест глухаришку послушаю.
- Взял бы меня, а?
- Нету, - сказал он. - Нечего мне в лесу шуметь да кряхтеть. В салаш
иди.
- В салаш, в салаш!.. - заворчал я.
Но Булыга уже пропал в темноте. Треснула ветка, прошуршал снег - ушел
Булыга к маленькому болоту Блюдечку, где глухариный ток.
Подсадные утки жили у Булыги в сарае, в соломенном закутке. И как
только я сунулся туда, заорали, оглашенные, стали носиться под ногами,
хлопать крыльями.
Я поймал подсадную, засунул ее в кошелку-плетенку и побежал краем леса
к болоту, к шалашу. Утка тяжело переваливалась в садке, крякала под самым
локтем, а под ногами на все лады пели-трещали лужицы, схваченные утренним
льдом. По клюквенной тропке, вдоль неглубокой канавы, я бежал к Кузяевскому
