Стрюково охотников мало. Мужчинам хватает колхозной работы, и
в лес бегают двое-трое. Настоящий охотник тут один - государственный лесник
Булыга.
Я нашел его около дома, в саду. Поднявшись на лестницу-стремянку, он
обрезал яблоню кривым ножом.
- Слышь, - крикнул я, - лосенка нашел! Мертвого.
- Где?
- У Кривой сосны.
Булыга слез на землю, достал сигарету "Памир", присел на корточки,
привалясь спиной к стволу яблони. Он закурил и сразу окутался дымом. Его
морщинистое лицо и вся большая голова походили сейчас на хмурую деревенскую
баньку, которую топят по-черному: изо всех щелей валит дым.
- На боку рана, - объяснил я. - Кто-то стрелял. А мать лежит рядом,
ждет, что он встанет.
- Лоси у меня на учете, - сказал Булыга. - Надо глядеть - акт
составлять. Пошли - покажешь.
Весь день стояла пасмурная погода, но часам к пяти похолодало, облака
частью ушли с неба, стало очень светло. Поля и перелески просматривались
насквозь, и чуть ли не за километр заметна была пара тетеревов, сидящих на
березке.
Я шел следом за Булыгой туда, к Кривой сосне, и думал: "Кто же это мог
стрельнуть в лосенка? Зачем?"
Неподалеку уже от сосны, в осиннике, Булыга остановился.
- Слушай, - сказал вдруг он, - если это ты его стукнул, честно скажи.
Глянув мимо меня, он отвернулся.
Все так же вытянувшись и закинув голову, лежал на снегу лосенок. Лосиха
рядом, в ольховом кусту. Она, наверно, не вставала с тех пор, как я ушел.
Хрипло крича, над поваленной сосной летали две сороки.
Булыга оглядел следы на снегу и на торфе, потом подошел к лосенку и
наклонился над ним. Тут же послышался тревожный треск.
С трудом, неуклюже лосиха поднялась на ноги. Она казалась огромной на
тонких, сухих ногах, и особо велика была ее голова с насупленной губой. Ноги
у нее дрожали.
- Экое буйло, - сказал Булыга, отходя на всякий случай в сторону. -
Сгас твой парень, сгас...
Вздернув губу, лосиха прикусила осиновую веточку, сгрызла с нее кору.
- А я думал, это ты его ударил. Теперь вижу: не ты. А если не ты, тогда
Шурка Сараев. Только он в лес ходил, искал, говорит, косачиные тока.
Лосиха поглодала осиновой коры, потом переломила зубами ветку и подошла
к лосенку. Постояла, наклонилась, положила ветку на снег.
Следующим утром налетели на деревню Стрюково скворцы. Они свистели на
всех заборах, на вербах, на сараях. Дороги и оттаявшие огороды были усыпаны
скворцами, будто подсолнечными семечками.
А за огородами, над полем, подымаясь высоко в небо, непрерывно пели
жаворонки. Теплое сдобное облако, плывущее над землей, было утыкано
жаворонками, как изюмом.
Утром я пил у Булыги чай, и за чаем мы помалкивали, ожидая Шурку
Сараева. Мы фыркали, отдувались, кривились от кислой клюквы!
- Эй, хозяин! - заорал с улицы Шурка Сараев. - Дома, что ли?
Прогремев дверью, Шурка вошел в дом, прислонил к стене ружье, а сам
присел на порог.
- Иди в комнату.
- Дак сапоги грязные.
- Скинь.
В белых вязаных носках Шурка прошел в комнату, сел на диван, купленный
для гостей, заслонил спиной вышитого на покрывале голубого
