22

        - Ну, не знаю... а только все любят.

        - За что?

        - Откуда я знаю, за что. За то, что ты - хороший человек.

        - Ничего хорошего.  А вот тебя любят,  это правда. Если бы ты умер, тут бы все стали реветь.

        - А если б мы оба вдруг умерли,  представляешь,  какой бы рев стоял?  - сказал я.

        Нюрка засмеялась.

        - Это правда, - сказала она. - Рев был бы жуткий.

        - Давай уж поживем еще немного, а? - предложил я. - А то деревню жалко.

        Нюрка снова улыбнулась, глотнула воды, прикрыла глаза.

        - Открывай, открывай глаза, - сказал я, - пожалей деревню.

        - Так вкусней, - сказала Нюрка.

        - Чего вкусней? - не понял я.

        - С закрытыми глазами вкусней.  С открытыми всю воду выпьешь - и ничего не заметишь. А так - куда вкусней. Да ты сам попробуй.

        Я взял у Нюрки кружку, зажмурился и глотнул.

        Вода  в  ручье была студеной,  от  нее  сразу заныли зубы.  Я  хотел уж открыть глаза, но Нюрка сказала:

        - Погоди, не торопись. Глотни еще.

        Сладкой  подводной  травой    и    ольховым  корнем,    осенним  ветром  и рассыпчатым песком пахла вода из ручья.  Я  почувствовал в  ней голос лесных озер и болот, долгих дождей и летних гроз.

        Я  вспомнил,  как  этой  весной  здесь  в  ручье  нерестились язи,  как неподвижно стояла на берегу горбатая цапля и кричала по-кошачьи иволга.

        Я  глотнул еще  раз  и  почувствовал запах  совсем уже  близкой зимы  - времени, когда вода закрывает глаза.

          КЛЕПНКА

        Осенью, в конце октября, к нам в магазин привезли клеенку.

        Продавец Петр Максимыч как получил товар, сразу запер магазин, и в щели между ставен не было видно, чего он делает.

        - Клеенку,    наверное,    меряет,  -  толковал  дядя  Зуй,  усевшись  на ступеньке. - Он вначале ее всю перемеряет, сколько в ней метров-сантиметров, а потом продавать станет...  Постой,  ты куда,  Мирониха,  лезешь?  Я первый стою.

        - Кто первый?  -  возмутилась Мирониха,  подлезая к самой двери.  - Это ты-то первый?  А я три часа у магазина стою, все ножки обтоптала! Он первый! Слезай отсюда!

        - Чего? - не сдавался дядя Зуй. - Чего ты сказала? Повтори!

        - Видали первого? - повторяла Мирониха. - А ну слезай отсюда, первый!

        - Ну ладно, пускай я второй! Пускай второй, согласен.

        - Что ты, батюшка, - сказала тетка Ксеня, - за Миронихой я стою.

        - Эх, да что же вы, - огорчился дядя Зуй, - пустите хоть третьим!

        Но и третьим его не пускали, пришлось становиться последним, за Колькой Дрождевым.

        - Слышь,  Колька Дрождев,  -  спрашивал дядя Зуй,  -  не  видал,  какая клеенка? Чего на ней нарисовано: ягодки или цветочки?

        - Может,  и ягодки, - задумчиво сказал Колька Дрождев, механизатор, - а я не видал.

        - Хорошо бы ягодки. Верно, Коля?

        - Это  смотря какие  ягодки,  -  мрачно сказал Колька Дрождев,  -  если чернички или бруснички -  это бы хорошо.  А  то нарисуют волчию -  вот будет ягодка!

        - Надо бы с цветочками,  - сказала тетка Ксеня, - чтоб на столе красота была.

        Тут все женщины,  что стояли на крыльце,  стали вздыхать,  желая,  чтоб клеенка была с цветочками.

        - А то бывают клеенки с грибами,  - снова мрачно сказал Колька Дрождев, - да  еще  какой гриб нарисуют.