складе собиралось по пять-шесть псов, и каждый день Аким Ильич
варил им чугун картошки. Летом вся эта свора бродила возле склада, пугая
прохожих, а зимой псам больше нравилось лежать на теплой, преющей картошке.
Временами на Акима Ильича нападало желание разбогатеть. Он брал тогда
кого-нибудь из своих сторожей на шнурок и вел продавать на рынок. Но не было
случая, чтоб он выручил хотя бы рубль. На склад он возвращался еще и с
приплодом. Кроме своего лохматого товара, приводил и какого-нибудь Кубика,
которому некуда было приткнуться.
Весной и летом я жил неподалеку от Томилино на дачном садовом участке.
Участок этот был маленький и пустой, и не было на нем ни сада, ни дачи --
росли две елки, под которыми стоял сарай и самовар на пеньке.
А вокруг, за глухими заборами, кипела настоящая дачная жизнь: цвели
сады, дымились летние кухни, поскрипывали гамаки.
Аким Ильич часто наезжал ко мне в гости и всегда привозил картошки,
которая к весне обрастала белыми усами.
-- Яблоки, а не картошка! -- расхваливал он свой подарок.-- Антоновка!
Мы варили картошку, разводили самовар и подолгу сидели на бревнах,
глядя, как между елками вырастает новое сизое и кудрявое дерево --
самоварный дым.
-- Надо тебе собаку завести,-- говорил Аким Ильич.-- Одному скучно
жить, а собака, Юра, это друг человека. Хочешь, привезу тебе Тузика? Вот это
собака! Зубы -- во! Башка -- во!
-- Что за имя -- Тузик. Вялое какое-то. Надо было назвать покрепче.
-- Тузик -- хорошее имя,-- спорил Аким Ильич.-- Все равно как Петр или
Иван. А то назовут собаку Джана или Жеря. Что за Жеря -- не пойму.
С Тузиком я встретился в июле.
Стояли теплые ночи, и я приноровился спать на траве, в мешке. Не в
спальном мешке, а в обычном, из-под картошки. Он был сшит из прочного
ноздреватого холста для самой, наверно, лучшей картошки сорта "лорх".
Почему-то на мешке написано было "Пичугин". Мешок я, конечно, выстирал,
прежде чем в нем спать, но надпись отстирать не удалось.
И вот я спал однажды под елками в мешке "Пичугин".
Уже наступило утро, солнце поднялось над садами и дачами, а я не
просыпался, и снился мне нелепый сон. Будто какой-то парикмахер намылыливает
мои щеки, чтоб побрить. Дело свое парикмахер делал слишком упорно, поэтому я
и открыл глаза.
Страшного увидел я "парикмахера".
Надо мной висела черная и лохматая собачья рожа с желтыми глазами и
разинутой пастью, в которой видны были сахарные клыки. Высунув язык, пес
этот облизывал мое лицо.
Я закричал, вскочил было на ноги, но тут же упал, запутавшись в мешке,
а на меня прыгал "парикмахер" и ласково бил в грудь чугунными лапами.
-- Это тебе подарок! -- кричал откуда-то сбоку Аким Ильич.-- Тузик
звать!
Никогда я так не плевался, как в то утро, и никогда не умывался так
яростно. И пока я умывался, подарок -- *Тузик наскакивал на меня и выбил в
конце концов мыло из рук. Он так радовался встрече, как будто мы и прежде
были знакомы.
-- Посмотри-ка,-- сказал Аким Ильич и таинственно, как фокусник, достал
из кармана сырую картофелину.
Он подбросил картофелину,
