хариусы. Один хариусок свалился
на пол, и землеройки принялись водить вокруг него хоровод. Я достал из
рюкзака последние сухари, раскрошил их и подбросил к порогу. Это добавило
нового веселья. Хрустя сухарями, Землерой запел новую песню, и все
подхватили:
Да здравствует мышиный дом,
Который под Гнилым Бревном.
Мы от зари и до зари
Грызем в том доме сухари!
Всю ночь веселились у меня в избушке король Землерой, Белозубка и все
остальные. Только к утру они немного успокоились, сели полукругом у печки и
смотрели на огонь.
"Вот и кончилась наша последняя ночь",-- сказала Белозубка.
"Спокойной ночи,-- сказал Землерой.-- Прощайте до весны".
Землерой, Белозубка, музыканты исчезли в щели под порогом. Дядю
Белозуба, который так и не проснулся, вытащили из валенка и унесли под
Гнилое Бревно. Только Сыщик оставался в избушке. Он обнюхал все внимательно,
забрался даже на стол, пробежал по нарам и, наконец, пропал.
Рано утром я вышел из избушки и увидел, что дождь давно перестал, а
всюду -- на земле, на деревьях, на крыше -- лежит первый снег. Гнилое
Кедровое Бревно так было завалено снегом, что трудно было разобрать --
бревно это или медведь дремлет под снегом.
Я собрал свои вещи, уложил их в рюкзак и по заснеженной тропе стал
подыматься на вершину Мартая. Мне пора уже было возвращаться домой, в город.
К обеду добрался я до вершины, оглянулся и долго искал избушку, которая
спряталась в заснеженной тайге.
--------
Ножевик
В бестолковых моих скитаниях по вечновечерним сентябрьским полям
встречались мне и люди с ножами.
Этот, подошедший в сумерках к моему костру, ножа при себе не имел.
-- Картошечки пекете? -- спросил он, подсаживаясь в сторонке от огня.
-- И уху варим,-- добавил я во множественном числе, хотя и был один без
товарища, на двести верст кругом.
-- Я и говорю: рыбоуды. Такой дым у костра -- рыбоудский. Я, как издали
увидел, так и говорю: рыбоуды... А где же товарищ ваш?
Отвечать правду отчего-то мне не захотелось.
-- Товарищ-то?.. А там товарищ,-- кивнул я в сторону реки.
С реки и вправду доносились какие-то звуки: голоса женщин или крики
чаек? Вполне возможно, что там, в этих голосах, находил место и мой какой-то
товарищ.
-- А что он, товарищ-то ваш, рыбку удит?
-- Да нет,-- ответил я, прикидывая, какой там в дальних звуках мог быть
у меня товарищ, и пытаясь его себе представить.-- Товарищ-то мой, он... нож
ищет.
-- Нож?! Потерял, что ли?
Не знаю, откуда я взял этого "товарища" и почему сказал, что он ищет
нож. Зто был бред, внезапно возникший в голове. Надо было отвечать и проще
всего сказать, что "товарищ мой" нож потерял. Однако отчего-то мне не
захотелось, чтоб "товарищ мой" терял свой нож.-- Да нет, не терял он нож,--
сказал я, отмахиваясь от дыма, вылавливая ложкой картофелину из котелка.--
Он с этим ножом...
Тут я замолчал, потому что не знал, что он делает, "товарищ-то мой", с
этим ножом. Сидит, что ли, на берегу и точит о камень?
-- ...вообще носится, как с писаной торбой,-- закончил я не понятную
никому
