А какое вообще-то вы любите дерево? Березу? Ну, Генриэтта Павловна,
это -- обычно. Березу любят все. Как только увидят березу, так и лезут к ней
целоваться. Я терпеть не могу березу. А сосна -- гордое дерево.
Я ненароком оглянулся. Это был он -- господин с куклой. Они сидели
позади меня на невысокой каменной стеночке, предохраняющей от падения с
дороги в обрыв.
-- Пишите, пишите,-- замахал мне шляпой человек, прижимая к себе
куклу.-- Мы вам не помешаем. Посидим, посмотрим... Какой закат!
Кукла Генриэтта Павловна отчужденно глянула на мой этюд пластмассовыми
глазками. На коленях у нее стояла сумка, набитая продуктами.
Я пытался писать дальше, но уже не получалось. Было неприятно, что
какой-то сумасшедший сидит с куклою за спиной. Четко представилась неловкая
композиция, составленная из четырех фигур: красная сосна на холсте -- я --
печальный господин -- и Генриэтта Павловна. Та сосна, основная -- главная,
живая сосна, которую я писал, в этой сцене участия не принимала. Она стояла,
вечная и великая, поодаль и не протягивала к нам ветвей. Я помазал еще
немного и стал складывать этюдник.
Оглянувшись, я не увидел господина с куклой. Закат раскачивался над
морем, два военных корабля таранили закат, выпрыгивая с линии горизонта. На
каменной стеночке, предохраняющей от падения с дороги в обрыв, стояла
бутылка хереса. Нигде -- ни по дороге вниз от сосны, ни вверх, к каменным
стенам -- не было видно человека с куклой. Я даже, грешник, заглянул со
стеночки вниз -- не свалились ли? Некоторое время постоял я, озираясь, и
решил все-таки предохранить херес от падения в обрыв, сунул бутылку в сумку.
На другой день начался шторм, прошел снегопад. Волны хлестали через
набережную, и пена морская подносила к витринам магазинов пробки от
шампанского и водоросли.
Вечером я зашел в "Ореанду". Народу штормового в этот вечер собралось
там немало, мест не было, и все волей-неволей замечали свободный столик,
стоящий в уголке, за который официанты никого не сажали.
-- Стол заказан,-- поясняли они публике.
В какой-то момент официанты оживились. Через стеклянные двери я заметил
в гардеробе некоторое столпотворение. Мелькнули русые волосы, и я узнал
Генриэтту Павловну. С нее, кажется, снимали пальто. Через минутку печальный
господин с куклой вошли в зал и сразу направились к заказанному столику.
Господин усадил куклу в кресло, и два официанта завертелись вокруг них.
Зал зашушукался, заоглядывался, некоторые тыкали, к сожалению,
пальцами.
Кукла сидела ко мне спиной, но я видел, что она в черном вечернем
платье. Сам же печальный господин -- в сером костюме и галстук имел бабочку
в горошек.
Официанты, конечно, его знали, быстро накрыли стол на две персоны,
расставили приборы.
Зал совершенно разволновался, какой-то малопомятый даже подскочил к
столу с куклой, замахал рукавом, но официанты быстро вывели его из зала. Как
видно, дело у господина с куклой было поставлено в "Ореанде" надежно. На
волнения в зале он внимания не обращал, общался только с куклой, подливая ей
понемногу в фужер минеральной воды.
