Архангельске,
где я родился, провел молодость, юность, живо было устное народное
творчество. Кругом там пели еще былины и рассказывали сказы, предания. В
молодости я при случае где-нибудь в знакомой семье пел былины, передавал
так, как сам слышал. Но вообще молодые не пели былины, это считалось делом
стариков. Мы рассказывали сказки. Говорят, что в детстве усвоил, то остается
на всю жизнь. А я усвоил в детстве подлинное былинное звучание, сказы
северные, подлинные. Вот так в самом начале я передавал услышанное от
старшего поколения устное слово...
Борис Викторович, конечно, знал, что я иногда записываю наши разговоры.
Он относился к этому одобрительно, считал, что и они в Архангельске, в
детстве, так относились к рассказам своих стариков. Речь его старался я
записывать дословно, точно, даже с повторами. Он помогал в этом, замолкал,
задумывался.
Ему было очень одиноко в последние годы, он радовался любому гостю,
слушателю. И все-таки, беседуя со мной -- сейчас я понимаю,-- он все говорил
не просто так, он меня немного зачем-то воспитывал.
-- Сколько писателей -- столько рассказов. Если уж писатель пожелает
что-то отписать -- обязательно отпишет и скажет: взято из жизни. А ведь не
разберешься: искренне это или нет? Как же разобраться? Выдает неверное
слово.
Журналисты, полагаю, должны уж честно брать сюжет из жизни. Да где они,
такие журналисты? А так -- откуда взят сюжет? Что-то прочитано, что-то
учтено. Вот мы пустим анкету. Пускай писатели скажут, что такое сюжет.
Обязательно спутают с фабулой. Писатели всегда путают сюжет с фабулой.
Думают, это одно и то же.
-- Я тоже путаю,-- признался я.
-- А вы про это вообще не думайте.
О том, как сам он работает и работал, говорили много, часто, подробно.
Из моих записей вполне можно составить рассказ, который надо считать устным,
а назвать можно:
Рассказ о рассказах
Лет двадцать пять назад я стал интересоваться рассказчиком, личностью
рассказчика. Люди попадались очень интересные, но немного хороших
рассказчиков на моем пути встречалось, всего несколько десятков человек.
Большинство моих рассказов -- и устных и печатных -- идут от первого
лица -- "я". Но это не я, Борис Шергин, это -- и молодой моряк, и портниха
архангельская, и старуха, которую немцы заставили копать себе могилу. В
большинстве случаев я передаю рассказ, слышанный мною от какого-то человека.
Я запоминаю тему рассказа, а потом сам с собою наедине начинаю
вспоминать услышанное вслух, а когда улягусь спать, вспоминаю на память,
чтобы не забыть сюжет. Стараюсь встретиться с рассказчиком и в другой раз, а
если не удается, я по памяти изображаю этого человека, изображаю словом.
Вначале рассказ получается эскизно, сыровато, а потом уже начинается
обработка. Я только тогда выношу вещь к слушателям, когда она зазвучит
свободно, импровизировать считаю недопустимым. Рассказ должен быть
художественным, должен быть готов в интонациях.
Вот рассказ "Митина любовь". В нем молодой человек говорит о своей
любви. Кстати, звали его Дмитрий Иванович
