Женька. -- Подумаешь, щели. Девятое додавит. Вот
видишь, рублю четвертый венец, еще бы пять, и хорош. Шел бы ко мне в
напарники. Мы бы с тобой и медведя нашли. Я с ножом, ты -- с ружьем.
-- Пошел бы, да баба у меня в городе.
-- А баба там пускай и живет, ты к ней в гости будешь ездить. Так даже
удобней. Многие эдак-то с бабой не живут, а в гости ходят.
-- Не могу, Женька. Мне уезжать скоро.
-- Когда скоро-то?
-- Завтра.
-- Эх, жалко. А как бы хорошо зимой в избушке. На улице мороз в
тридцать градусов, а у нас свет, тепло. Муки бы пуд -- так можно самим и
хлебы печь. А ночью над лесом звезды да луна, а в избушке огонечек горит.
Надо бы мне напарника.
-- Ты торопись, Женька, -- серьезно сказал я. -- Скоро морозы, а у тебя
только четвертый венец.
-- Успею, парень. Темнело, я поспешил домой и попрощался с Женькой.
Вышел из леса и у ольхового куста не выдержал, наклонился, пошарил в траве.
Интересно было, что он там прятал. Там лежал заваленный пожухшими ветками
оранжевый мотоциклетный шлем.
-- При чем здесь, черт подери, мотоциклетный шлем? -- сказал Вадим. --
Кто прячет шлем в ольховый куст. Зачем шлем без мотоцикла? Сумасшедший,
конечно. У него, видно, повсюду вокруг избушки захоронки.
-- Не вижу в мотоциклетном шлеме состава сумасшествия, -- сказал я.
На следующий день мы уехали, и перед отъездом, разбирая продукты,
наткнулся я на лишнюю пачку макарон. Хотел было отнести ее Женьке, да ведь и
в Кондопоге были друзья, которым лишняя пачка макарон никак не повредит.
По дороге мы все с Вадимоы спорили, есть состав сумасшествия или нет.
-- Не вижу такого состава, -- рассказывал я друзьям в Кондопоге,
которым пачка макарон и вправду не повредила. -- Помоему, он не сумасшедший,
а просто неприспособленный к жизни человек, наивный романтик и доходяга.
-- Это ты наивный романтик и доходяга, -- сказали мне друзья из
Кондопоги. -- Какого размера сруб?
-- Три на четыре.
-- Это вовсе не охотничья избушка. Он рубит баню.
-- Какую то есть баню?
-- Обыкновенную. Рубит он рядом с дорогой. Верно? Бревна толком не
подгоняет. А как только срубит да выпадет снег, пригонит машину из
Медвежьегорска, вывезет баньку и продаст. Вот и все дела. Так многие делают.
А сумасшествие -- для отвода глаз.
Меня поразила эта неожиданная логика, выгнала сомнение и жалость.
Печальный образ сумасшедшег. о в шапке с помпоном посреди кривого сруба под
снегом и дождем поблек и пропал. Рубит баньку на продажу. Нет, куда ближе и
понятней человек, который рубит избушку, чтоб обогреться, вериувшись с
охоты, чтоб хлебы
