потаял. Не осенняя, не весенняя,
пасмурная и жалкая показалась из-под него земля. День за днем был темен и
тускл.
Вдруг ударил мороз, начался гололед.
На Садовом кольце я видел, как перевернулся на всем ходу пикап,
вышедший из Орликова переулка. Он опрокинулся на спину, обнажив грязное
желтое брюхо, перевалился набок.
Колесо отделилось от него, пересекло улицу и, ударившись о бордюрный
камень, подпрыгнуло, улеглось у моих ног.
Каким-то образом из машины вылетела серая кроличья шапка. Ветер
подхватил ее, и, размахивая ушами, покатился кролик по скользкому асфальту.
Выбрался из кабинки шофер, побежал по улице за шапкой. Я поймал се,
отдал бедолаге. Задыхаюшийся и полумертвый, он долго стоял рядом, смотрел
издали на перевернутую машину.
-- Тоска-то какая,-- сказал он.-- Тоска... беспокойство.
Мороз держался несколько дней. Он разогнал пасмурность, но тоска и
беспокойство никак не проходили. Никакие дела у меня не ладились.
В эти дни разыскивал я Бориса Викторовича Шергина, которого не видел с
весны, да не мог разыскать. Звонил к нему на квартиру, на Рождественский --
Б-1-36-39. Соседи по коммунальной квартире ничего толкового сказать не
могли.
-- Где Борис Викторович -- не знаем, а Миша в больнице.
Наконец из больницы позвонил мне Михаил Андреевич Барыкин, племянник и
самый близкий в те годы друг Бориса Викторовича.
-- А дядя Боря в Хотькове с лета остался,-- сказал он.-- Захотел жить
там дальше. Одному ему плохо, а я-то ведь в больнице. Живет у моей матери
Анны Харитоновны. Дом голубой под шиферной крышей.
20 декабря, в субботу, я приехал в Хотьково.
Погода сделалась прекрасной. Морозное мандариновое небо, а снегу-то
почти не было -- иней да ледок на пожухлых травах. Встретились школьники,
которые тащили домой елки. На них было приятно смотреть -- новогодние
ласточки.
На горке, над речкой Пажей, стояли сосны, яркие, медовые. Иглы их были
тронуты инеем.
Я перешел Пажу по мостику, слабому, неверному. Поднялся на бугор. Дом
голубой под шиферной крышей стоял замечательно, высоко и вольно. От дома
далеко были видны хотьковские крыши, сосновая горка названьем Больничная,
тропинка под соснами, узоры, изгибы реки, а правее -- мост могучий,
железнодорожный, за ним -- чернокирпичный остов соборной церкви.
-- Как вы речку перешли? -- спрашивала меня, встречая, Лариса
Викторовна, сестра писателя.-- Мостик очень опасный. Мы его называем "мост
вздохов". Ходит ходуном под ногами, подкидывает -- тут и вздыхаешь... Ах,
какая погода. Унылая пора, очей очарованье...-- Лариса Викторовна оглядывала
