меня добро. Седые букли придавали ей вид женщины из старого забытого
альбома.-- Эта кошка -- настоящая муфта,-- рассказывала Лариса Викторовна,
пока я раздевался, а кошка терлась у ног,-- залезет в форточку, как будто
кто муфтой заткнул. Коты орут, а она смотрит из форточки -- кто там есть,
стоит ли выходить?
Появилась из кухни и Анна Харитоновна, хозяйка дома, дородная и --
сразу видно -- добродушная тетушка.
-- Так с лета у меня и остался,-- рассказывала она.-- Не хочет один в
Москве жить. А я говорю: живите, я и щей всегда наварю.
-- Болеет Боря,-- поясняла Лариса Викторовна.-- Совсем не выходит. Да
вот подите к нему в кабинет.
Борис Викторович сидел на кровати в комнате за печкой. Сухонький, с
прекрасной белой бородой, он был все в том же синем костюме, что и прошлые
годы.
Необыкновенного, мне кажется, строя была голова Бориса Шергина. Гладкий
лоб, высоко восходящий, пристальные, увлажненные слепотой глаза, и уши,
которые смело можно назвать немалыми. Они стояли чуть не под прямым углом к
голове, и, наверное, в детстве архангельские ребятишки как-нибудь уж
дразнили его за такие уши. Описывая портрет человека дорогого, неловко
писать про уши. Осмеливаюсь оттого, что они сообщали Шергину особый облик --
человека, чрезвычайно внимательно слушающего мир.
Как-то прошлым летом на Рождественском бульваре Лариса Викторовна
показывала мне фото молодого Шергина.
-- Боренька здесь похож на Гауптмана,-- сказала она.-- Верно ведь?
Я согласился, хотя толком и не помнил, как выглядит Гауптман, и мне
вдруг очень захотелось нарисовать Шергина. Я тут же принялся за дело,
набросал несколько портретов. Один из них попросил подписать на память.
Борис Викторович портрета не мог увидеть, но взял лист, положил на
стол, подписал. Соразмерить подпись с изображением не удалось. Она
получилась в левом верхнем углу и затерялась среди бурных разводов.
-- Ну что, Ляля? -- спросил он сестру.-- Получился рисунок? Или опять я
на Гауптмана похож?
-- Ты похож здесь на Николая-угодника.
Лариса Викторовна ошиблась. Облик Бориса Викторовича Шергина
действительно напоминал о русских святых и отшельниках, но более всего он
был похож на Сергия Радонежского.
-- Сумерки! Сумерки! Сумерки!.. Времена темные. Мы с сестрой все
вспоминаем, как в Архангельске уже готовились в это время ряженые...
В хотьковском "кабинете", в комнате за печкой, Борис Викторович
рассказывал мне о своей нынешней жизни. Я рассказал о поездке на Белое
озеро. Борис Викторович был прекрасный слушатель, не пропускал ни слова,
заставлял
