моя московская жизнь,
опыт моих бесед с московскими рабочими, учащейся молодежью. Там я упоминаю
разных своих старинных друзей, пишу и о том, как сейчас идет работа с
молодежью, борьба с пьянством, с хулиганством. Вспоминаю в этой книге и
отцовых друзей -- моих учителей. Это были кораблестроители и мореходцы, но
какие воспитатели! Они ведь имели дело с дружинами, с бригадами молодежи.
Сборные дружины, сбродные, а умели обходиться без боя, без драки.
Второушин Конон Иванович, по прозвищу Тевтон,-- вот был воспитатель!
Директор технического училища в Архангельске спрашивает Конона Ивановича:
"Какие у тебя педагогические приемы! Какие методы?" А Тевтон отвечает:
"Какие методы? Когда я их воспитываю? За день ребята наработаются, а вечером
повалом лягут в избе, а я лягу на лавке, и тогда начинается беседа. Я
говорю, а они один за другим начинают засыпать. Я соберу портянки, мокрые
валенки и рукавицы, все это положу на печку сушить, а сам писать сяду. Так и
воспитываю... Душевное слово -- главное в воспитании".
Из "кабинета" за печкой мы постепенно перебрались в гостиную, где был
накрыт стол. Собрались и друзья -- хотьковские соседи, среди них были,
назову точно. Надежда Сергеевна Козлова и Зинаида Яковлевна Ракова, которые
здравствуют и поныне и живут все там же, над речкой Пажей.
Анна Харитоновна была подлинной хозяйкой стола. Самые разные грибочки,
пироги да варенья украшали стол, только не было на нем ничего редкого,
магазинного. Руки у Анны Харитоновны были добрые, округлые, те самые руки,
которые вспоминаются каждому из нас, ведь у каждого в жизни, хоть ненадолго,
была своя Анна Харитоновна.
-- Анна Харитоновна прекрасно плакать умеет,-- вполголоса рассказывал
мне Борис Викторович.-- Вот о моем покойном брате плакала... Сейчас-то уж у
нее сил нет...
В этот вечер Анна Харитоновна плакать не собиралась, она сияла, и
хлопотала, меня закормила пирогами и студнями, и сил у нее много было, я это
видел и радовался.
-- Спели бы, что ли,-- попросил я.
-- Да не знаю -- что? -- засомневалась Анна Харитоновна. Лицо у нее
было удивительно доброе и будто вытесано, прошу прощенья, топором.
-- У Анны Харитоновны сейчас не поймешь и какой голос,-- заметила
Лариса Викторовна,-- то ли "бас профундо", то ли "меццо кухаркино".
-- У нас девушки такими голосами поют: высоко-высоко, до неба доходит.
-- Наших девок,-- горделиво сказал Борис Викторович,-- никому не
перевизжать.
Анна Харитоновна запела "Меж высоких хлебов затерялось...", и соседки
подхватили, только мы с Борисом Викторовичем слушали. Начались и другие
песни, мне неизвестные,
