переулка на
Рождественский бульвар, шкаф не сумели вытащить на улицу, взяли с собой
только филенки.
К тому моменту, когда я подружился с Борисом Викторовичем, филенки были
уже сильно замыты. Кто-то, не знаю, сестра или племянник, когда-то
постарались промыть их от пыли да смыли часть живописи. Надо было им
прочесть вовремя у Шергина "Устюжского мещанина Василия Феоктистова
Вопиящина краткое жизнеописание": "Но молодые бабы суть лютой враг писаной
утвари. Они где увидят живописный стол, сундук или ставень, тотчас
набрасываются с кипящим щелоком, с железной мочалкой, с дресвой, с песком. И
драят наше письмо лютее, нежели матрос пароходную палубу. Но любее нам
толковать о художествах, а не о молодых бабах".
Единым взмахом кисти, смело, артистично были написаны эти волшебные
филенки. На одной изображен был корабль под парусами, плывущий в волнах и в
цветах. Матросы в красных кафтанах, румяные да усатые, браво глядели вдаль,
правили "в голомя", в открытое море. А на другой филенке -- любезная
парочка, франт и франтиха, окруженные дивными цветами. Он -- в шляпе, в
зеленом сюртуке и в парике времен Моцарта протягивает ей запечатанный
конверт с любовным посланием. Она -- в розовом платье, на плечах какие-то
сногсшибательные пуфы вроде фонарей и юбка, возможно, а-ля помпадур.
Понимаю, что пересказ живописного сюжета не великая похвала картине,
смею, однако, сказать, что Борис Викторович живописец был настоящий. В его
росписях видна драгоценная школа народной северной русской живописи.
Филенок было четыре, я описал две. Эти две хранятся сейчас у меня. Хочу
сказать здесь, что готов передать эти филенки в любой музей, который не
станет держать их в подвалах, а покажет зрителю. Лучше бы всего в музей
Шергина, все равно где -- в Москве, в Архангельске или в Хотькове.
Конечно, Борис Викторович расписывал не только шкафы, печи, прялки,
блюда, ложки, туеса. Писал он изредка иконы, как правило, в подарок дорогим
друзьям. Одна из таких икон -- "Новгородские чудотворцы" -- хранится сейчас
в собрании художника Иллариона Голицына.
Нынешние художники-профессионалы, как правило, к "писательской
живописи" относятся снисходительно, считают нас, грешных, "малярешками
самыми немудрыми". А вот ведь, друзья, Борис-то Викторович Шергин не только
кистью владел, а и технику живописи знал так глубоко, как и сейчас не
каждому ведомо. Надеюсь, кому-то из художников попадут в руки эти записки.
Им любопытно будет прочесть такой рецепт приготовления доски под живопись
яичной темперой, взятый из того же "Вопиящина": "У стоящей работы
