сухое
дерево проклеивали клеем, который выварен из кожаных обрезков. Как высохнет,
всякую ямуринку загладим. Тогда холщовую настилку, вымочив в клею, притираем
на выдающие места, где быть живописи.
Паволока пущай сохнет, а я творю левкас: ситом сеянной мел бью мутовкой
в теплой и крепкой тресковой ухе, чтобы было как сметана. Тем составом
выкроешь паволоку, просушивая дважды, чтобы ногтя в два толщины. И по
просухе лощить зубом звериным, чтобы выказало, как скорлупка у яйца. Тогда и
письмо. Тут и рисованье, тут и любованье. Тут другой кто не тронь, не
вороши, у которого руки нехороши..."
Борис Викторович не однажды читал нам "Жизнеописание Вопиящина", читал
строго и назидательно, но в некоторых местах мы умирали от смеха. Не могу
отказать себе в удовольствии процитировать отрывок для тех, у кого нет книги
Шергина:
"Самозваный художник, а по существу малярешко самое немудрое, Варнава
Гущин не однажды костил Иону Неупокоева в консистории, якобы пьянственную
личность. Но мастер призванный, а не самозваный, Иона, когда ему доверено
поновить художество предков, с негодованием отвергал, даже ежели бы поднесли
ему, кубок искрометной мальвазии, не то что простого. Но даже и принявши с
простуды чашки две-три и не могши держаться на подвязях, Иона все же не
валялся и не спал, но, нетвердо стоя на ногах, тем не менее твердою рукою
пробеливал сильные места нижнего яруса; причем нередко рыдал, до глубины
души переживая воображенные кистью события".
Борис Викторович работал и как художник книги. "У Архангельского
города, у корабельного пристанища" и "Архангельские новеллы" вышли в свет с
его иллюстрациями. Первой книги я так и не достал, а вторая мне кажется
замечательным памятником русского искусства. Борис Викторович сделал здесь
суперобложку, переплет, форзац и двадцать четыре иллюстрации. На обложке
сильными синими линиями условно нарисована река с надписью: "Северна Двина",
а по ней корабли плывут со спинки на обложку, на титуле купидон трубит в
трумпетку, бежит прямо на зрителя. Купидон нарисован кистью, тушью, в
сложнейшем ракурсе. Иллюстрации Борис Викторовича в этой книге напоминают
работы Н. Тырсы, Н. Кузьмина.
Знание живописи, истинная любовь к художеству светится во многих
рассказах Шергина. Меня же, признаюсь, по молодости бесконечно веселило, как
Борис Викторович переделывает названия красок: "кобель синий" или "нутро
маринино". Художники догадаются, что это кобальт и ультрамарин. А еще у него
были не только белила, но и "желтила".
Борис Викторович знал, что я всерьез занимаюсь живописью. Бывало, что я
жаловался: дескать, меня ругают,
