зачем я разбрасываюсь -- или уж пиши или
рисуй.
-- Что уж дураков-то слушать? -- успокаивал меня Шергин.-- Мне бы
сейчас в руки кисть... Как душа просит. Живопись -- это как еда, питье, нет,
это -- жизнь живая...
"А дни, как гуси, пролетали".
Он очень любил эту фразу. Во многих, многих его рассказах снова
встречаемся мы с ней -- и тронет душу печаль, которую Борис Викторович
называл "весельем сердечным".
Был однажды день. Осенний, сентябрьский.
Солнце пронизало редеющую листву. Легко опускались на бульвар листья, и
долго, как в путешествие, шли мы с Борисом Викторовичем к лавочке. Наметили
третью, да не добрались, сели передохнуть на вторую.
Борис Викторович всегда-то был светлый, а в этот день, наверное,
светлейший.
-- Скоро гуси полетят,-- говорил он,-- с гусиной земли, а уж мне-то --
на гусиную землю.
Я засмеялся, стараясь не понять, что такое гусиная земля, сказал, что
это он в мечтаниях полетит на родной Север. А он называл землю, где покоятся
души поморов.
Он совсем уже ничего не видел, кроме света, и я рассказывал, что
происходит вокруг.
-- Это с дерева лист упал. Это дама с бульдогом. Взаимно очень схожи.
Борис Викторович смеялся моим незамысловатым шуткам, попросил подать
ему опавший лист и долго держал его, сухонького, в руках.
Он часто доставал папироску, да не позволял подносить спичку,
прикуривал сам. Тогда глаза его необыкновенно оживали, устремлялись к
точечному огоньку, и медленно приближал он огонек к лицу своему.
-- Я вас никогда не видел,-- сказал он. Я наклонился, и Борис
Викторович легко коснулся перстами моего лба и щек.
-- Малые корабли строились без единого гвоздя,-- рассказывал он.-- Они
были шиты корнями березы или вереска и были очень крепки. Тишина, белые
ночи, когда что полдень, что полночь. Безмолвие. Паруса ветерок надувает, и
судно тихонько бежит вдоль берега... А дни, как гуси, пролетают.
В те пролетевшие дни я подготовил для издательства "Детская литература"
книжку под названием "Чистый Дор". Название Борису Викторовичу нравилось.
-- Только надо шутников опасаться,-- посмеивался он.-- Скажут еще, что
все написанное -- чистый вздор!
Некоторые короткие рассказы я читал Борису Викторовичу. Он слушал
ласково, смеялся, никогда не делал никаких замечаний. Иногда глаза его
делались не такими внимательными, и я это место в рассказе подчеркивал и
спрашивал потом:
-- Здесь переделать?
-- Укатать.
Он редко говорил "обкатываю" про свои рассказы. Он их "укатывал" на
слушателе, или "улаживал".
-- Мне кажется, в море литературы,--