первой мировой
войной -- его не любило начальство.)
Когда я во второй раз пришел к Ремизову, он меня принял. Он сел со мною
за стол, положил мою рукопись, и мы стали от слова к слову ее просматривать.
Он показывал на промахи, учил и поправлял меня. Это был естественный урок и
запомнился мне на всю жизнь. Тщательное, бережливое отношение к слову
Ремизов внушил мне сразу. Он же познакомил меня с Пришвиным, который
считался учеником его, с Шишковым.
Интервью с чаепитием. В сочетании этих двух слов заключена какая-то
неестественность. Так я и чувствовал себя в день первого знакомства с Иваном
Сергеевичем. Хотелось просто попить чаю, поболтать о том о сем с хозяином,
очень располагающим к сердечной беседе. Но приходилось делать дело -- журнал
"Вопросы литературы" висел надо мной, денег там даром не выдавали.
Само слово "интервью" вызывало у Ивана Сергеевича некоторую насмешку.
-- Это что же, ваша работа -- "интервьюер"? -- спросил он.
Я и растерялся, и застеснялся, принялся что-то лепетать и объясняться и
в конце концов все-таки рассмешил хозяина, предложив называть меня --
"интервьюра".
-- Не люблю я слов такого рода,-- сказал Иван Сергеевич.-- В нашем
языке появилось много сорных словечек. Он порой похож на поле, покрытое
сорняками. Иногда эти сорняки кажутся даже красивыми -- овсюг, сурепка
(василек я не считаю сорняком).
-- Иван Сергеевич,-- сказал я,-- а как вам такое сочетание:
"водоплавающая дичь"?
-- Очень нехорошо. Тогда и зайца нужно называть "землебегающим". Или
говорят -- "пернатые друзья". Бог знает, откуда это появилось. Откуда
выкопали это слово? Никогда охотник не скажет, что он идет охотиться на
"пернатых" или "водоплавающих".
-- А вот немецкое слово "вальдшнеп" прижилось у нас. Правда, мне
приходилось слышать изменение этого слова -- "валишень". Очень приятно, на
мой взгляд, звучит, нежно.
-- Есть и русское слово -- "слука ". Во всяком случае, у нас, в
смоленских краях, так называли вальдшнепов крестьяне.
-- Вы считаете, что язык наш стал беднее?
-- Не то что беднее -- однообразнее. Раньше, когда я слушал мужика или
матроса, я видел его лицо в языке -- каждый по-своему говорил. А теперь все
говорят одинаково, даже писатели. Толстого от Гоголя вы могли отличить по
одной фразе, а сейчас откроешь книжку, но не всегда узнаешь по языку, кто же
ее написал.
-- По-моему, здесь немалую роль играют и некоторые наши редакторы.
-- Да, редакторы и мне в свое время много крови попортили. Когда-то мой
двухтомник редактировала женщина, которая во всех моих деревенских рассказах
слова "мужики"